Давно не возникало вокруг экрана таких страстей, которые вызвал фильм Ю. Полякова и С. Снежки на «ЧП районного масштаба». Тут накал не «районный», а областной и, пожалуй, республиканский. Во многие кинозалы «ЧП» так и не может прорваться.
Вот и из почты «СЭ» можно извлечь примеры жесткого запрета. А. Шухтина из Тулы пересылает вырезку из областной газеты. «Мы бы так и не увидели фильма, если бы не предприимчивость директора кинообъединения В. Зварича. В порядке обмена он предложил соседней области фильм из нашего фонда, а Тула получила «ЧП». И ситуацию эту, наверное, стоит считать типичной.
Только вот одна загадка не дает покоя. По каким мотивам иные местные распорядители не хотят проката «ЧП»?
Здесь хотелось бы предложить две версии, имеющие право объяснить причины неудовольствия и местного вето.
Первая. Фильм слишком острый даже по временам, когда, казалось бы, рухнули ограды «зон вне критики». Есть в нем жесткая бескомпромиссность, не оставляющая и малейшей иллюзии насчет духовного мира чиновников от идеологии, комсомольских вожаков, очень споро поставивших цинизм и карьеру выше всяких соображений об идеалах и морали. Нет, герои «ЧП» не совершают злодейств в духе времен культа личности, не палачествуют прямо или идейно. Но выхолощенность их повседневных занятий, ориентированных только и всего что на благосклонность верхов, самоочевидна как для них самих, так и для юной паствы, зачисляемой «в ряды».
Эта, как говорят, однозначность отношения, однозначность неприятия застойной показухи находит отзыв у зрителей самого разного возраста и опыта.
Вчитаемся в почту журнала.
«Хороший изобличительный фильм о развале нашего общества. в частности комсомола. Хотя вроде бы и о вчерашних днях, но вся эта рать так и сидит в своих креслах, если не перебралась повыше. Невозможно переделать отпетых карьеристов» (В. Макаревич, Минская область).
«Правдивый показ последних лет «эпохи застоя». Гражданская смелость и мужество» (В. Моченов, Вышний Волочек).
«Именно такие люди, зараженные бациллами системы, этой системе и были нужны. Да, это о 70-х, 80-х. А сейчас эти «комсомольские вожаки» перебрались повыше, стали партийными работниками» (А. Насибов, Анадырь).
«Лучшие люди, все поняв, из этой системы ушли» (А. Богданов, бывший инструктор ГК ВЛКСМ, Ленинград).
Такие вот письма, откровенные до предела. Больше того, зритель не склонен прощать фильму даже той малости снисхождения, которую, наверное, заслужили даже «отпетые».
«Не стоило показывать экспромт Шумилина на заводе, когда он произносит правдивые слова о комсомоле, о показухе. Этой речи никто в зале не верит… Комсомол себя изжил» (Т. Марголина, Москва).
Пожалуй, это слишком свирепое суждение не о комсомоле, а о некой возможности пробуждения даже у «отпетого» совестливых начал. И дело тут не в. том актерском принципе, когда, играя злодея, надо отыскивать в нем доброе. Речь Шумилина на заводском собрании принадлежит к разряду надрыва, который так великолепно умели дать Достоевский или Чехов. Герой в безысходных обстоятельствах как бы выворачивает душу наизнанку, саморазоблачается, что не исключает затем возвращения его к «нормальному», злодейскому образу поведения и мышления. Напротив: саморазоблачение с еще большей силой высвечивает потемки души, двойное сознание, лицедейский стиль. Думается, что здесь Поляков и Снежкин достаточно убедительно использовали традиционный прием.
Итак, в почте достаточно свидетельств того, что фильм принят именно за свою бескомпромиссность, и версия о том, что его «не хотят» из-за боязни идеологической смуты в умах, отнюдь не безосновательна.
Правда, однако же, и то, что фильмы, изобличающие застой, не исчерпываются одним «ЧП». Достаточно вспомнить «Шок» или «Восхождение на Фудзияму», где вовсе не ласкательно изображены коррумпанты весомых партийных рангов и приспособленцы-конформисты. Да что говорить о кино, если и ТВ, и радио, и пресса говорят о многом неотболевшем, порожденном застоем с большой силой, а порой и безоглядностью, не чурающейся вполне частной клубнички. И лихо отплясывают на расстеленном по полу портрете Брежнева мальчики из рок-ансамблей. Как говорится, на здоровье, ведь так хочется выздороветь от того морока, который тяготел над нами десятилетия.
Словом, бескомпромиссности хватает и без «ЧП». А потому, вовсе не исключая идеологически преувеличенных страхов в судьбе этого фильма, попробуем взвесить и вторую запретительную версию.
Исходит она все из той же почты. Иногда прорывается прямым окриком: «Да как же такое позволяют!» Речь идет о двух сценах (постельной откровенно и сексуально-кухонной), которыми сдобрен фильм.
Поцитируем.
«Сколько гнева и брезгливости после этого кино! Все святые чувства человека растаптывают» (В. Касаткина, Алтайский край).
«Неужели наши уважаемые работники кино не имеют возможности показать негативные явления другими средствами?» (Л. Буйдина, Новочеркасск).
«Никто бы этот фильм смотреть не стал, если бы не две весьма определенные сцены. Все из-за них побежали» (Н. Малеина, Ленинград, цитата из «Вечернего Ленинграда»). То есть побежали только охотники до эротических (если не сказать резче) эмоций и смакований.
И, наконец, как приговор без апелляций: «Этот фильм создан скотами, для скотов и про скотов» («Учительская газета»). «Лучшей оценки не придумаешь». (Н. Шестакова, Новосибирск).
Сходного мнения и читатели М. Соколова (Псков), А. Батюшко (Волгоградская область), Л. Степанова (Севастополь) и другие; их число — в почте «СЭ» — заметно выше числа сторонников фильма.
Зритель уверен, что «клубничка» использована авторами вполне коммерчески, расчетливо, с холодными умами. Не будем никого переубеждать, ибо «постельное» нашествие сегодня — неоспоримый факт на наших экранах и о нем с тревогой и сожалением пишут критики вовсе не ханжеского образа мыслей. Спор об этом резко размежевывает и зрителей.
А потому стоит выслушать тот одинокий резон, который прозвучал в почте.
«В этом фильме все правда, ничего лишнего. Все «шоковые» сцены оправданы. Иначе как же показать это скотство, эту бездуховность, пустоту современных шикарных «комиссаров»!» (Г. Павленко, Киев).
А ведь интересный резон! Отношением мужчины к женщине русская литература приучена мерить моральный тонус, здоровье или нездоровье общества, достоинство или бесчестье человека. Вспомните Настасью Филипповну и Тоцкого из «Идиота» — «приедет, изломает». Достоевский не писал сексуальной сцены, но насилие и бездуховность именно в этом смысле здесь доведены до скорбного предела.
Может быть, стоит предположить, что и авторы «ЧП» руководились гневом, а не смакованием? Брезгливостью, а не холодным расчетом? Перебрали, наверное, только в длительности, подробности — и только в этом заслужили упрек. Поразмыслим, не будем торопиться с приговорами, да еще безапелляционными.
Итак, две версии. Одна ориентирована «сверху» в местном измерении. Другая выявилась «снизу», хотя можно предположить, что «верх» как раз и заботился о пресечении нравственного ущерба — идя навстречу.
При таких полюсах возможен и вакуум, в который фильм провалился бы без следа. Не случилось этого, «ЧП» прорывается, и как бы то ни было, споры, им пробужденные, все-таки благодетельны.
А. Егоров
